ибо сердце мое неспокойно, что пожалел документалистики
Питер 11 июля 2013 года
Бредем с Серым по темнеющей Петроградке. На Каменноостровском пива не продали. Не беда, продадут на Кронверкском: нам не к спеху, нам два с половиной часа до поезда на Тверь. На Кронверкском продали, идем по рельсам: я уж как с обеда пьяный, Серый уж как с восьмого класса не спавши. Спрашивает: билет-то на Афишу взял?
Тверь 12 июля 2013 года
7 утра. «Карусель», а что покупать неясно. Так плохо, что хочется жирного протухшего пирожка. Идем на автовокзал, а там инсталляция: плазменные экраны светят на машинки, запаркованные под стеклами в совковой дэспэной тумбе, которая отвечает за уют – возвращает на турбазу, в чуть более юные. А годы уже не те, утра уже не те.
Конаково 12 июля 2013 года
Карантин. Китайская свиная чума. «Так здесь пару лет назад тысячу свиней сожгли просто так. Заживо». Пламя тысячи свиней освещало её бледный лик…
На веранде, в Конаково я слушал блюграсс трибьют Лед Зеппелин, что мне ваш эмбиент! А мимо проезжали дети, и любовались на мои кристаллы. А рабочие на фабриках жгли свиней, а женщины подставляли спины купальникам, а собаки купались, а сосны великаны на волжском берегу синели. Халк – зеленый; Алк – синий. Гигантские сосны, отчего? Напоенные волжской водой? Согретые волжским солнцем? Шишки. Если бы я родился на берегу реки.
Москва 12 июля 2013 года
Бегунок. Бегунок-старуха, бегунок-мальчиш, бегунок-работник, от чего бежишь? На станции Конаково резко пахнет мочой. Девочка расстроилась, мама философски вздохнула, братья понимающе закивали. В поезде широкие окна, деревянные скамьи, бегущий в сторону от Москвы срез населения. Но не угнаться им за поездом, довезет, окаянный, до самой Столицы. Чего контролерам не понять, так это тоски древнерусской. Бегунка. Карантин – это следующий фильм Квентина Тарантино, братко. Дай я тебя расцелую! Свиньи горят, по пустыне ездят беспечно дети на велосипедах, выделываются, словно взрослые на срейтбордах, а Майкл Мэдсон знай стреляет! Пой красавица! Пой! Пой мне свой альбом за сто рублей!
В какой момент ты понимаешь, что жена чужая? Когда ее надо кому-то вести на Сплина во время Ариеля Пинка. Собираем мужу последние копейки на билет, билета нет. А эти всё шутки вздумали шутить. Миновало, царствие небесное. А мне звонил мой дядя. Кланялся, спрашивал, почему не захаживаю. Стыдно, дорогой. Стыдно захаживать-то. Бежать, бежать в другой вагон, как остановится! Бежать и не оглядываться!
Москва 13 июля 2013 года
Ля Ру
Пиво в мясе нет! Вот у нас, в сырокаменной, в Мясе всегда есть пиво. Бывали давеча на заливе в парке 300-летия, так там только и говорят, что о мясе! Как ж, ты, говорят, и мяса-то не видел? Иди в Мясо – там пиво. А в белокаменной нет. Но нашли, не переживайте. Нашли, отче, пива! Выпили. Стало полегче, но фляги все равно наполнять не с руки. Поди чего похуже нашлет.
Жанна Агузарова – совок, алкоголизм, страх.
Наадя.
Вот вы думаете, хоккей – игра для настоящих мужчин? Да ничего подобного! У меня, прямо здесь на глазах несколько жен, подруг, вдов и матерей обыграли наших чемпионов, - горланит аниматор. И я ведь такой же… на работе то же самое. Убиться сразу захотелось; благо не все хипстеры клерки, а то б аниматору на душу брать смелых. А так я просто отвернулся и застыл: неведомой красы дивчина предстала предо мной! Наадя. Сидит, значт, на табурете. В правой руке жлобство, в левой – талант. Но левой дрочить неудобно. «Сереж, добавь голоса в мониторы», - сменив руку, - «… с ноготок…». Словно Polica. Прекрасная девушка.
Эриель Пинк.
Сереж, мне холодно. И потею. Что делать? Сигареты кончаются, Дима дал вискаря, да с ноготок, эээх! Baby, you’re so baby! Baby, you’re so baby! Мимо проплывает тень Шапира. За ней маленькая собака семенит, за ней бородатый мужчина – антисемит! Все лают, а я не лаю и не стесняюсь, московской лишь расой я умываюсь, от пота, Петроградских от седин, я гопникам дворовым улыбаюсь, что мечутся с тарелкой средь картин, а там охрана, - там заводы, там зарешечено – бесплатно не попасть, какие сцены, какие женственные, тонкие нацмены, Пикник Афиши, прааво, знает масть. Да ничего он не знает. Узбеки быдловатого вида сторожат периметр от глупеньких песенок. Но каким-то чудом Пинк просочился и теперь ласкает мое замерзшее прелое темечко своими тонкими припевами. Я опять дома, - в ванной, которой никогда не было, в белом песке, который никогда не лежал. И моя гитара нежно плачет: you’re so baby, Michael, so baby…
Сплин и Blur
Сначала я подумал, что Сплин с публикой победят Блёр. Потому что я не люблю Сашу Васильева. И Саша Васильев не любит себя. И в этом мы с ним похожи, в этом Блёру до нас очень далеко, и никогда он не будет здесь. Никогда.
Но оказалось, что Албарн – Высоцкий. С вот такой вот шеещей. И мы с Сашей и Серым забыли про себя и про свою тоску великорусскую. Застыли в облаке харрисоновском за широкими стеклами, на белых линиях, на серых асфальтах полустанка: старушки-бегунки, студенты-бегунки, бегунки-дембеля, которым уже даже бежать неоткуда, да поезд везет – каждый божий день.
Пушкино 14 июля 2013 года
Идем по рельсам. А за нами депо чернеет. А впереди – тупик с крестом. А под крестом лежит бригада Саввы. Савва строил эту железную дорогу, когда восходило солнце, пуская тени полевых цветов и запах хлеба в дома. Но в один тоскливый день Савва решил, что умирает. Тогда он собрал свою бригаду и расстрелял, и похоронил в тупике, чтобы они навсегда остались с ним в царстве Аида. И уже собравши в кулак калаш, Савва вдруг вспомнил те года, что он проводил с Галиной в Анапе. И решил Савва, что не стоит излишне драматизировать ситуацию, и поехал в Крым.
Поговаривают, что живет в Крыму старик, плюется на внешнюю политику Януковича, пьет коньяк и водит знакомство с Киевскими джазменами. Лиловый как негр, сухопарый как стайер, выходя в степь, ложится в колючку – плакать по цветным теням Пушкино, по хлебным домам и старой разбитой железке, по которой уже давно не плывут паруса – лишь спутники летают.
Петербург 15 июля 2013 года
Я? Нет, что ты, не сел. На тележке сзади прицепился, потихоньку качусь.
Михаил, как доехали, готовы работать?
Работать? Да готов, естественно! Ты ж брат мой! Собрали волю, калаш, косы в кулак и в поля! Свищ!
Питер 11 июля 2013 года
Бредем с Серым по темнеющей Петроградке. На Каменноостровском пива не продали. Не беда, продадут на Кронверкском: нам не к спеху, нам два с половиной часа до поезда на Тверь. На Кронверкском продали, идем по рельсам: я уж как с обеда пьяный, Серый уж как с восьмого класса не спавши. Спрашивает: билет-то на Афишу взял?
Тверь 12 июля 2013 года
7 утра. «Карусель», а что покупать неясно. Так плохо, что хочется жирного протухшего пирожка. Идем на автовокзал, а там инсталляция: плазменные экраны светят на машинки, запаркованные под стеклами в совковой дэспэной тумбе, которая отвечает за уют – возвращает на турбазу, в чуть более юные. А годы уже не те, утра уже не те.
Конаково 12 июля 2013 года
Карантин. Китайская свиная чума. «Так здесь пару лет назад тысячу свиней сожгли просто так. Заживо». Пламя тысячи свиней освещало её бледный лик…
На веранде, в Конаково я слушал блюграсс трибьют Лед Зеппелин, что мне ваш эмбиент! А мимо проезжали дети, и любовались на мои кристаллы. А рабочие на фабриках жгли свиней, а женщины подставляли спины купальникам, а собаки купались, а сосны великаны на волжском берегу синели. Халк – зеленый; Алк – синий. Гигантские сосны, отчего? Напоенные волжской водой? Согретые волжским солнцем? Шишки. Если бы я родился на берегу реки.
Москва 12 июля 2013 года
Бегунок. Бегунок-старуха, бегунок-мальчиш, бегунок-работник, от чего бежишь? На станции Конаково резко пахнет мочой. Девочка расстроилась, мама философски вздохнула, братья понимающе закивали. В поезде широкие окна, деревянные скамьи, бегущий в сторону от Москвы срез населения. Но не угнаться им за поездом, довезет, окаянный, до самой Столицы. Чего контролерам не понять, так это тоски древнерусской. Бегунка. Карантин – это следующий фильм Квентина Тарантино, братко. Дай я тебя расцелую! Свиньи горят, по пустыне ездят беспечно дети на велосипедах, выделываются, словно взрослые на срейтбордах, а Майкл Мэдсон знай стреляет! Пой красавица! Пой! Пой мне свой альбом за сто рублей!
В какой момент ты понимаешь, что жена чужая? Когда ее надо кому-то вести на Сплина во время Ариеля Пинка. Собираем мужу последние копейки на билет, билета нет. А эти всё шутки вздумали шутить. Миновало, царствие небесное. А мне звонил мой дядя. Кланялся, спрашивал, почему не захаживаю. Стыдно, дорогой. Стыдно захаживать-то. Бежать, бежать в другой вагон, как остановится! Бежать и не оглядываться!
Москва 13 июля 2013 года
Ля Ру
Пиво в мясе нет! Вот у нас, в сырокаменной, в Мясе всегда есть пиво. Бывали давеча на заливе в парке 300-летия, так там только и говорят, что о мясе! Как ж, ты, говорят, и мяса-то не видел? Иди в Мясо – там пиво. А в белокаменной нет. Но нашли, не переживайте. Нашли, отче, пива! Выпили. Стало полегче, но фляги все равно наполнять не с руки. Поди чего похуже нашлет.
Жанна Агузарова – совок, алкоголизм, страх.
Наадя.
Вот вы думаете, хоккей – игра для настоящих мужчин? Да ничего подобного! У меня, прямо здесь на глазах несколько жен, подруг, вдов и матерей обыграли наших чемпионов, - горланит аниматор. И я ведь такой же… на работе то же самое. Убиться сразу захотелось; благо не все хипстеры клерки, а то б аниматору на душу брать смелых. А так я просто отвернулся и застыл: неведомой красы дивчина предстала предо мной! Наадя. Сидит, значт, на табурете. В правой руке жлобство, в левой – талант. Но левой дрочить неудобно. «Сереж, добавь голоса в мониторы», - сменив руку, - «… с ноготок…». Словно Polica. Прекрасная девушка.
Эриель Пинк.
Сереж, мне холодно. И потею. Что делать? Сигареты кончаются, Дима дал вискаря, да с ноготок, эээх! Baby, you’re so baby! Baby, you’re so baby! Мимо проплывает тень Шапира. За ней маленькая собака семенит, за ней бородатый мужчина – антисемит! Все лают, а я не лаю и не стесняюсь, московской лишь расой я умываюсь, от пота, Петроградских от седин, я гопникам дворовым улыбаюсь, что мечутся с тарелкой средь картин, а там охрана, - там заводы, там зарешечено – бесплатно не попасть, какие сцены, какие женственные, тонкие нацмены, Пикник Афиши, прааво, знает масть. Да ничего он не знает. Узбеки быдловатого вида сторожат периметр от глупеньких песенок. Но каким-то чудом Пинк просочился и теперь ласкает мое замерзшее прелое темечко своими тонкими припевами. Я опять дома, - в ванной, которой никогда не было, в белом песке, который никогда не лежал. И моя гитара нежно плачет: you’re so baby, Michael, so baby…
Сплин и Blur
Сначала я подумал, что Сплин с публикой победят Блёр. Потому что я не люблю Сашу Васильева. И Саша Васильев не любит себя. И в этом мы с ним похожи, в этом Блёру до нас очень далеко, и никогда он не будет здесь. Никогда.
Но оказалось, что Албарн – Высоцкий. С вот такой вот шеещей. И мы с Сашей и Серым забыли про себя и про свою тоску великорусскую. Застыли в облаке харрисоновском за широкими стеклами, на белых линиях, на серых асфальтах полустанка: старушки-бегунки, студенты-бегунки, бегунки-дембеля, которым уже даже бежать неоткуда, да поезд везет – каждый божий день.
Пушкино 14 июля 2013 года
Идем по рельсам. А за нами депо чернеет. А впереди – тупик с крестом. А под крестом лежит бригада Саввы. Савва строил эту железную дорогу, когда восходило солнце, пуская тени полевых цветов и запах хлеба в дома. Но в один тоскливый день Савва решил, что умирает. Тогда он собрал свою бригаду и расстрелял, и похоронил в тупике, чтобы они навсегда остались с ним в царстве Аида. И уже собравши в кулак калаш, Савва вдруг вспомнил те года, что он проводил с Галиной в Анапе. И решил Савва, что не стоит излишне драматизировать ситуацию, и поехал в Крым.
Поговаривают, что живет в Крыму старик, плюется на внешнюю политику Януковича, пьет коньяк и водит знакомство с Киевскими джазменами. Лиловый как негр, сухопарый как стайер, выходя в степь, ложится в колючку – плакать по цветным теням Пушкино, по хлебным домам и старой разбитой железке, по которой уже давно не плывут паруса – лишь спутники летают.
Петербург 15 июля 2013 года
Я? Нет, что ты, не сел. На тележке сзади прицепился, потихоньку качусь.
Михаил, как доехали, готовы работать?
Работать? Да готов, естественно! Ты ж брат мой! Собрали волю, калаш, косы в кулак и в поля! Свищ!
Комментариев нет:
Отправить комментарий